Шурави – так называли воинов-интернационалистов жители Афганистана. В переводе это слово означает «советский». 15 февраля исполняется ровно 30 лет со дня вывода советских войск из Афгана. Была ли нужна эта война или нет, мнений много. Но десять лет, что воевали наши парни, более 15 тысяч погибших, в том числе 83 из Удмуртии, из истории страны не вычеркнешь. Наш рассказ об ижевчанах, которые пережили ужасы афганской войны и нашли свое место в жизни, вернувшись домой.

– Играть в футбол на двух ногах или на костылях – разницы нет никакой. Есть азарт! – утверждает ветеран войны в Афганистане Сергей Кузнецов. – Когда тебе нравится чем-то заниматься, уже не замечаешь нюансы. Конечно, поначалу на костылях было тяжело. Но потом я такие выкрутасы делал! Недаром участвовал в пяти чемпионатах мира.

Сергей Кузнецов начал заниматься футболом еще во втором классе. Входил в команду мастеров «Зенит-Ижевск». В 1985 году его вызвали на сборы молодежной сборной Советского Союза для подготовки к турниру в Югославии.

– Приглашение пришло в августе. Я как раз поступал на спортфак УдГУ. Посоветовался с родителями, они сказали: «Поступай в университет, поиграть в футбол еще успеешь», – воспоминает Сергей. – Я и не поехал.

Не поехать на армейскую службу, в том же 1985 году, было нельзя. Но талантливый футболист был уверен, что будет служить в Германии, играть там в футбол. Так тоже бывает. Но как-то пришел домой, а его ждет прапорщик: «Приходи завтра в военкомат с вещмешком». Оказалось, что со всей Удмуртии набирали 20 человек в спецкоманду. Благодаря отличной спортивной подготовке оказался в ней и Сергей. В поезде «покупатель» проговорился, что парням предстоит служить в Афганистане.

О военных операциях Сергей рассказывает предельно лаконично.

– Перехватывали караваны духов с оружием, которые шли из Пакистана. Совершали налеты на кишлаки, в которых собирались бандформирования, разгружались колонны. Нас с «вертушек» туда сбрасывали… Что рассказывать? Все написано уже давно. Почитайте книгу «15 бригада спецназ: люди и судьбы». Там и обо мне есть…

В феврале 1987 года Сергей Кузнецов с двумя боевыми товарищами в горах следовал на место засады в головном дозоре. Первым шел сапер, вторым – Сергей, третьим – командир. Основная группа двигалась следом на расстоянии видимости.

– Сапер прошел, а я подорвался на мине. Ногу мне сразу оторвало. Лейтенант перетянул мне ее жгутом и потащил меня оттуда. Долго мы спускались, нас еще в пути обстреляли…

После Афгана наш герой работал инструктором по спорту на «Ижмаше», потом в школе футбола, а вскоре вновь вышел на футбольное поле в качестве игрока.

– Татьяна Пензина (в то время начальник Управления по физической культуре и спорту администрации Ижевска. – Прим. ред.) рассказала, что в Ташкенте пройдет чемпионат мира по футболу среди ампутантов – впервые за пределами США, что неплохо было бы туда съездить и посмотреть, что к чему. Ну, мы с Виктором Кузнецовым (руководитель регионального отделения Паралимпийского комитета России, основатель российского следж-хоккея ушел из жизни в 2017 году. – Прим. ред.) и поехали. Это был 1991 год, а в 1993 году наша ижевская команда уже выиграла чемпионат России. Дальше – больше. Нас взяли в сборную России, мы стали участвовать в чемпионатах мира.

Сергей Кузнецов подчеркивает, что его история похожа на сказку.

– Вернувшись с войны, я тут же окунулся в свой мир. Хочешь учиться – давай, хочешь работать – пожалуйста. Родные, друзья, коллеги не дали мне уйти в себя, помогли мне получить квартиру, невеста меня не бросила, мы поженились. Мне повезло…

В июне 1980 года Александру Манахову исполнилось 18 лет, а в сентябре он уже воевал в Афганистане. Но на любой войне взрослеют рано.

– О разведке я даже не мечтал. Думал, куда попаду – туда попаду. В итоге оказался в разведбатальоне, – рассказывает афганец. – Когда мы прибыли в Афганистан, начальник разведки дивизии сказал: «Сынки, вы знаете куда приехали? Здесь стреляют, убивают. У вас есть возможность служить в другой части». Но все остались.

Основная задача разведчиков – ликвидация бандформирований, взятие духов в плен. Командир батальона всегда провожал нас на операцию такими словами: «Мне герои не нужны. Мне нужно, чтобы вы выполнили задачу и вернулись живыми».

Не раз вторая часть приказа командира – вернуться живыми – оказывалась под угрозой срыва.

В 1981 году наша рота отправилась выполнять боевую задачу. Я шел первым в дозорной группе. Она, как правило, состоит из четырех человек. И только потом, на расстоянии видимости, следуют остальные разведчики. Если нарвешься на засаду, погибнут не все, а только первая четверка.

И вот зашли мы в ущелье, прошли метров сто и тут за поворотом нас встретил пулеметный огонь. Мы успели укрыться – срослись с землей, но оказались отсеченными от остальной роты. Не меньше 20-30 минут мы с товарищами пролежали неподвижно. Ответить огнем не могли: любое движение – и нас не стало бы. В итоге вышли из ловушки под перекрестным огнем, когда наши ребята пришли на выручку.

Вообще-то моджахеды обычно не промахиваются, да и из-под пулеметного огня уйти трудно. На вопрос, почему мы тогда остались живы, у меня есть два варианта ответа: нас спас Всевышний или нас хотели взять в плен.

Подобных ситуаций было немало, поэтому Александр Манахов говорит теперь, что родился в рубашке.

За 19 месяцев службы я находился в расположении части в лучшем случае половину этого срока. Все остальное время провел в горах, в кишлаках, на спецзаданиях. Поспать четыре часа было счастьем!

Было ли страшно? Да, но страх догонял уже после завершения операции. Хотя однажды стало страшно прямо во время боя. Мы тогда сработали не очень удачно, операция затянулась на целый день: патроны стали заканчиваться, связи нет. А еще страх давал о себе знать перед дембелем – хотелось дослужить и вернуться домой живым. У меня это получилось. Но с тех пор мой третий тост всегда один: за тех, кого нет с нами…

– В начале 1980-х о войне в Афгане информации было мало. Читаешь в газетах: «Проводятся учения, командир взвода награжден медалью «За боевые заслуги» и удивляешься, как можно на учениях получить такую медаль? – вспоминает Вячеслав Андрианов.

Наш герой родился и вырос в Можгинском районе. После школы поступил в Свердловское высшее военно-политическое танко-артиллерийское училище. Окончив его, год отслужил под Куйбышевом, а потом его отправили в Афганистан.

– Мы готовились к Афганистану на равнине, а нас доставили в горы – до этого ни разу их не видел. Когда приземлились в Файзабаде, тут же понял, что все серьезно: кругом БТРы, истребители летают, солдаты ходят с оружием.

Офицер из Удмуртии служил в роте материального обеспечения. Его задача была доставить до места назначения в целости и сохранности боеприпасы, горючее, продукты.

– Расстояние от Кундуза до Файзабада – это примерно 300 километров – преодолевали в среднем за неделю. Тут уж как повезет: попали под обстрел – значит попали, нет – хорошо. Но мы не выдвигались в путь, пока наши солдаты не займут высоты. На войне в горах тот, кто выше, тот и сильнее.

Будучи заместителем командира по политической части, Вячеслав Андрианов работал с солдатами и заметил вот какую особенность.

– За два года службы я не встретил солдата, у которого отец был хотя бы директором совхоза. Все парни были из простых рабоче-крестьянских семей, зачастую выросшие без отца или вовсе сироты. Да, среди офицеров были сынки генералов, а вот среди солдат – нет.

На вопрос, нужна ли была война в Афганистане, полковник без раздумий отвечает:

– Нужна. Провинция Кундуз, в которой я служил, находилась всего в 70 километрах от границы с Советским Союзом. Не случайно за время нахождения наших войск в Афганистане именно Кундуз моджахеды брали дважды. Если бы советские войска не вошли в Афган, кто знает, может быть, пришлось бы нам проводить боевые операции на территории Узбекистана и Таджикистана.

– Из Афганистана письма от сына приходили каждую неделю. Причем он писал отдельно мне, отцу и сестре. О войне не рассказывал. Это мы уже из Книги памяти узнали, что сын совершил 160 боевых вылетов…

35 лет прошло со дня гибели ижевчанина Сергея Дресвянникова, а его мама Ираида Григорьевна по-прежнему плачет, рассказывая о сыне.

– Сын увлекся авиацией в детстве. Соседский мальчишка занимался в школе юных летчиков, он-то и позвал его с собой. Причем Сережу с самого начала больше интересовали именно вертолеты. Мы покупали ему разные модели, и он склеивал их.

После школы Сергей поступил в военное авиационное училище в Сызрани. Окончив его, год успел прослужить в городе Броды Прикарпатского военного округа, а потом был Афган.

– В августе, перед отправкой в Афганистан, сын приехал в Ижевск, ему дали отпуск. Но он ни слова не сказал о предстоящей командировке. Кто бы мог подумать, что это будет наша последняя встреча…

О гибели сына мне сообщили 15 марта. Я тогда работала в НИТИ «Прогресс», и меня пригласили в кабинет к главному врачу, у нас там медсанчасть была. Думаю, что такое, вроде не болею. И вот врач спрашивает меня, как я живу, а меня уже трясет, говорю: «С Сережей что-то случилось?». Она меня тут же на стул усадила, уколов наставила, скорую вызвала. А вечером уже домой военком приехал. Сыну было всего 23 года. 9 апреля исполнилось бы 24. И зачем нужна была эта война, столько парней погибло, а мы ничего не выиграли...

Когда Сергея Дресвянникова сбили духи, его доставили в медицинскую роту под Джелалабадом. В ней служила медсестра из Ижевска – Людмила Ломаева. И она отлично помнит погибшего вертолетчика. Случайность ли это, чудо или ирония судьбы, но сейчас Людмила Ломаева живет в соседнем доме, в котором вырос Сергей Дресвянников и в котором до сих пор живет его мама.

– На пересыльном пункте в Ташкенте какой-то прапорщик поинтересовался, куда меня распределили. «В Джелалабад», – говорю я и слышу в ответ: «Если хочешь жить в пыли, поезжай в Поли-Хумри, если хочешь пулю в зад, поезжай в Джелалабад». Я, конечно, понимала, что не на курорт еду, но туфли на каблуках, халаты накрахмаленные с собой взяла. Думала, в госпитале же буду работать, а не воевать. Оказалось, что я попала в самую жаркую точку Афганистана и по климату, и по боевой обстановке.

Людмила Ломаева вспоминает, что окунулась в военную реальность сразу по прилете в Кабул.

– Мы ждали «вертушки» (вертолеты. – Прим. ред.), которые должны были доставить нас в Джелалабад. И вот они прилетели, и из одного вертолета, в котором мы должны были лететь, выносят погибшего солдата. Он был завернут в пленку, что-то вроде фольги, чтобы тело не портилось, а из-под нее торчат ботинки десантника и черные, развевающиеся на ветру волосы. Я тут же начала падать в обморок… Полетели. Вдруг вижу: мужики притихли, слышу: звук такой, как будто горох по металлу стучит. Потом мне объяснили, что мы попали под обстрел.

Первые полгода службы наша героиня проработала в поселке Шамархель, в 30 км от границы с Пакистаном и в 50 км от центра подготовки наемников.

– Солдат доставляли прямо с передовой. Медсестер и врачей не хватало. Работали ввосьмером, а раненых у нас бывало 120-130. Госпиталя не было, солдаты лежали в брезентовых палатках. Во время больших сражений, особенно в Панджшерском ущелье, мы по трое суток не выходили из операционной. Не хватало перчаток, крови – тогда мы ее сдавали сами, а вот медтехника, медикаменты – все было на высшем уровне. Многое я в Союзе даже и не видела.

Через полгода Людмилу Ломаеву перевели под Джелалабад, еще ближе к границе с Пакистаном.

– Нас то и дело обстреливали. Я когда через год домой в отпуск приехала, до Пирогово, где жила мама, поехала на такси. С нами поравнялась какая-то машина, издающая звуки, похожие на хлопки. Я тут же свернулась калачиком и легла на пол «Волги». Таксист остановился – не понимает, в чем дело. А я хлопки приняла за выстрелы. Утром, услышав шум «вертушек» в Пирогово, я на автомате вскочила с кровати и побежала принимать раненых.

Самый тяжелый период службы Людмилы Ломаевой пришелся на весну 1984 года. Вспоминает, как однажды ночью им доставили сразу 24 погибших солдат!

– Мы их осмотрели, а они все добитые. Видимо, попали в окружение. А сколько всего погибших было за два года! Был у нас такой Симонов. Вечером мы с ним попрощались – на следующий день он должен был улететь в Союз, а ночью нас подняли по боевой тревоге. Утром Симонова привезли уже мертвым. Тяжело все это…

Многие афганцы, даже медсестры, рассказывая о своей службе, говорят о дедовщине, о том, как свои «строили» своих. Людмила Михайловна – исключение.

– Если и было у кого-то желание установить свои порядки в санроте, я их пресекала на корню. Медики, солдаты – мы все жили дружно. Когда хотелось домашней еды, мы с девчонками варили борщ и даже стряпали: попросим тесто в пекарне, разжарим тушенку, вот вам и пирожки с мясом. Кстати, нам давали тушенку, выпущенную еще в 1945-1948 годах. Все банки были измазаны в солидоле – чтобы консервы не испортились. Вкуснее этой тушенки я больше никогда не ела.

Спрашиваю Людмилу Ломаеву, как изменила ее афганская война.

Я стала мудрее, повзрослела и полюбила жизнь. Жизнь – это самое ценное, что у нас есть.

– Мои родители узнали, что я служу в Афганистане, только через полтора года после моего отъезда. Сказала им, что уехала в Венгрию деньги зарабатывать. Письма домой писала регулярно – почта-то полевая была, штамп с названием населенного пункта на конверт не ставили. Когда через два года я вернулась в Ижевск, отец с матерью побежали меня встречать прямо к самолету. Вышла, смотрю, а мама вся седая. Когда я уезжала, она русая была…

Рассказывая об Афганистане, Светлана Беляева не может сдержать слез. Говорит, что так же плакала, когда ее отправили в чужую страну. Это второе интервью военной медсестры из Ижевска за 33 года. Первое она дала, когда только вернулась из горячей точки.

В Афганистан я попала случайно. Работала медсестрой, у меня был военный билет. Пришла в военкомат – нужно было просто проверить документ, а там майор говорит, что им нужны медсестры для отправки в Афганистан. Ну, и давай меня уговаривать. Мне было 29 лет, мужа и детей не было, стаж работы большой. Словом, подходила по всем статьям. Тут еще майор говорит, что документы будут готовиться полгода, за это время, глядишь, и война закончится. Ну, я и согласилась. Полгода пролетели быстро, война не закончилась, деваться мне было некуда.

Когда на самолете прилетела сначала в Кабул, а потом в Шинданд, мне показалось, что я в кино или на съемках военного фильма. Кругом танки – за них я приняла БТРы, солдаты с оружием. Я очень нервничала. Хотя в Ташкенте, на пересылке, встретила солдатика из Ижевска, он сказал, что в Шинданде тихо, плакать не стоит. Но тихо, конечно, не было, из «Градов» стреляли постоянно.

В Шинданде располагался второй по величине советский госпиталь. Крупнее был только в Кабуле. Светлана Беляева работала в терапевтическом отделении.

– Госпиталь представлял собой деревянный модуль, углубленный в землю. Над землей возвышалась только крыша. Жили мы тоже в таких модулях – по четыре-пять человек в комнате, – вспоминает военная медсестра. – В нашем отделении лежали солдаты с дефицитом веса, с геморрагической лихорадкой – там же тушканчики кругом, с воспалением легких – в горах было холодно. Привезут солдат с гор, а они в обморок падают, такие худенькие. У некоторых дефицит веса составлял 25 килограммов! Я парней на себе носила. Чуть подлечим солдата, приезжает командир и забирает его обратно на войну. А сколько было ребят без рук, без ног, а в гробах! Умрет солдатик, а ты думаешь, кому-то же сообщат…

Уже много лет Светлана Беляева работает в военном госпитале в Ижевске. Говорит, что когда пациенты узнают, что она служила в Афгане, начинают относиться к ней с еще большим уважением.