– Давайте немного вернемся назад, к истории создания самого музея. Думаю, далеко не все ее знают или помнят. Как вообще сложилась ситуация, что вплоть до недавнего времени в достаточно крупном городе со столичным статусом не было своего музея? И благодаря каким обстоятельствам он все-таки появился?
– Большую часть XX века функции городского музея брал на себя нынешний Национальный музей. Это был в основном музей краеведения, поскольку очень многие выставки связаны с историей заводов и с историей горожан. Примерно половина его коллекций про Ижевск, и, наверное, казалось, что этого достаточно. Хотя Вы правы – во всех городах Удмуртии, во всех муниципальных образованиях районного значения есть местные музеи. Столица региона в этом смысле как-то выпала из общего ряда. И мне кажется, из-за этого и существуют те проблемы с городской идентичностью, которые отмечают все социологи. Мы же видим, что люди, живя здесь уже во втором-третьем поколении, не всегда упоминают, из какого города они родом. Они отстраняют себя от истории Ижевска. Все равно мы всегда помним какие-то свои истории, это значит, что мы не стремимся быстрее стать ижевчанами, мы себя позиционируем по-другому.
На мой взгляд, во многом это связано с недооценкой в формировании городской идентичности такого инструмента, как музей. Потому что музей, особенно муниципальный, как раз про историю этого места и про людей. Он придает территории какие-то смыслы, и он создает те истории, которыми принято гордиться или, по крайней мере, которые хочется транслировать.
Поэтому, когда администрация города в лице Дениса Владимировича Агашина пришла в национальный музей с идеей создания городского, у меня сначала было некоторое недоумение: «Зачем? И так достаточно площадок музейных в городе». Тем более, когда меня начали уговаривать перейти на эту работу, я долго думала: «Зачем мне эксперименты на закате карьеры, на закате жизни трудовой?». Но помню, как мы пришлю сюда, в Генеральский дом, и первое, что я подумала: «Я хочу здесь работать, в этом здании»! Мне кажется, именно оно перевесило все сомнения. Эти потолки, этот вид из окон, воздух этого дома… Возможно, снова прозвучит пафосно, но существует энергетика места, она влияет на людей.
Нужно отдать должное тогдашней городской администрации – музей создавался не кулуарно. Мы его начали с большого проектного семинара, в котором стационарно работало 50-60 человек, плюс еще некоторые приезжали на какое-то время и полностью проектировали: «Какие проблемы города можно решить с помощью музея? Для каких аудиторий он будет работать? Каково будет его высказывание?». Настолько разные представители разных аудиторий собрались там и так вдохновенно это все придумывали, что мне показалось – да, настало время, когда город созрел для своего музея. Проектные сессии у нас и с англичанами проводились, и это было очень серьезное бюро Event Communication, которое занималось проектированием промзоны Лондона на набережной Темзы, делали концепцию московского Политехнического музея. То есть мы изначально ставили очень серьезные планки. Если уж затевать – не хуже, чем в Европе. Делать так, чтобы не было стыдно. Не местечковый музей, иначе тратиться даже смысла нет. Потому что музей – это не дешевая игрушка, не каждый город может себе его позволить. Есть города и без музеев, есть города и без театров. И они живут, гордятся своей историей тоже как-то, но, наверное, это немножко другие города, давайте признаем.